Теперь остановим внимание на этом озере-гиганте, которое занимает площадь в шестьдесят две с половиной версты, окружность его до ста пятнадцати верст. На плесе его расположено до 37 больших и малых островов. Одни из них соединяются малыми участками земли, другие разделяются узкими и широкими проливами с низменными порослями камышом или крутыми каменистыми берегами, или скалистыми по направлению к Уральскому хребту. Оно придает прекрасный вид окружающей местности. Вода этого озера отличается прозрачностью, чистотой, всегда свежа, это объясняется множеством подводных и береговых ключей, она никогда не цветет.
Нам верится, что это озеро имеет свою будущность, оно должно рано или поздно привлечь к себе внимание культурных людей…
В нем в некоторых местах дно видно на десятки сажен и небольшая 30 сажен в плесе Красного камня. В иных местах на большое расстояние тянутся каменистые, песчаные и моховые мели, края которых сразу опускаются обрывом вдоль дна. Красивым выглядит дно во время освещения его при строжении рыб, что бывает в вечернюю и ночную пору.
На глубине 5-6 сажен все видно: то оно громадными камнями, взгромоздившимися друг на друга, то устлано плитами и песком, то причудливыми мхами и травами сажени по 3-4 длиной. Поверхность дна очень разнообразна: то поднимается, то опускается, превращаясь в глубокую котловину, проходя между глубокими отрогами.
Порода рыб водится обыкновенная: окунь, щука, линь, карась, язь, чебак и ерш. Ловля известным способом. Десятка 3-4 лет тому назад, когда озеро отличалось многоводьем, тогда вытаскивали по 500-700 пудов рыбы в один улов. Уровень воды за 150 лет спал до пяти сажен, на что указывают осушенные болота. Теперь таких уловов нет. Самое дорогое время для улова — это по тонкому льду и зимой в прорубях способствует ужению. Опытный рыбак на лесу из конского волоса, волоска в два-четыре, вытаскивает окуней весом от 3-6 фунтов. В это время озеро бывает усеяно рыбаками — русскими и башкирами — по всей его плесе. Главная плеса простирается в длину 12, и в ширину до 14 верст. Она имеет по середине один только остров под названием Морской, около него очень большая глубина. Сам он над уровнем воды состоит из огромных камней, набросанных временем друг на друга, прикрытых наносной землей и перегнившими растениями. На нем растут: ива, береза, липа, черемуха, рябина, перевитая хмелем, малина, смородина красная и черная. Поверхность весьма неровная, указывающая на то, что он некогда находился под водой и составлял дно озера. Остров в длину 100, а в ширину 40 сажен, от южного берега на-ходится в 6 верстах.
В тихое время озеро отливает гладкую поверхность, в которой, как в зеркале, отражает тени островов под различными названиями: Голодая, Мохнатенького, Березового, Затопленного, Змеиных, Лисьего и т. д., или плавающих на нем чаек, гагар, уток, лебедей, иногда дикого козла, стоящего на уступе утеса и своим диким ревом — фырканьем как бы желающего нарушить покой вод. А они стоят, замерли, так и кажется, что погрузились в вечный сон.
Но вот в том, другом месте проехали на своих незатейливых лодченках татары-рыбаки, держась к берегу, а там, почти посередине, на крашенной, четырехвесельной с рулем и закормой лодке, с пением, удалью и отвагой промчалась гурьбой учащаяся молодежь и ударами весел нарушила тишину его, оставляя по себе струю следа и опять все стихло, все замерло… Это в тихую летнюю погоду. Но зато во время ветра озеро принимает грозный вид.
Достаточно прорваться ветру через Уральский хребет, между долинами отрогов и вырваться на плесо, картина мгновенно меняется… Вначале слышится отдаленный шум, затем как бы стон — это волны перегоняют друг друга, пенятся, клокочут и через какой-либо час все озеро покрыто белыми седыми волнами, и гигантские волны бьют о скалы островов и берега, готовы разрушить все на пути. Рев, шум, треск, стон сопровождает их… Беда, если застигнет такая погода посреди озера или далеко от берега, не миновать несчастья…
Редкий год проходит без человеческих жертв — опытные рыбаки на своих больших баркасах, борясь с волнами, иногда плачут… Сами названия островов — Большой и Малый Голодай, расположенных между двух плесов — Большой и Красной, указывают, что тут дело не обходилось благополучно, рыбаки, застигнутые бурей врасплох, по целым неделям не могли пристать к берегам материка, конечно, голодали… Таково озеро Увильды.
Есть предположение по геологическим данным: все окружающие озера — Большие и Малые Ирдиги, Болк-Аргази, Акакуль и др. некогда составляли один бассейн, наверное, во время Ледникового века.
Местность, занимаемая селом, с северо-запада примыкает к Уральскому хребту, вначале представляет неровную гористую и холмистую местность — поверхность, покрытую хвойным лесом, а далее смешанной породой. Восток и юг составляют продолжение Оренбургских степей, изредка покрытых березовыми кустарниками и рощами — около башкирских селений, кои служат им кладбищами.
Хвойные леса: сосна, лиственница, ель и пихта во множестве истреблялись на нужды Кыштымского округа, а лиственные — башкирами на дрова, для продажи местному населению, которое, уместно заметить, прута не могло вырубить без билета заводоуправления, от чего столы Земских начальников были переполнены разборами протоколов о порубках. Вырубкою на дрова, обработку древесного угля, приготовление шпал, постройку заводских зданий и другие надобности Урал совершенно оголился. Много леса погибло от весенних и летних лесных пожаров. Целыми кварталами проходит огонь — опал и напути истребляет всю молодую растительность. Это из года в год. Урал обезлесил, отсюда обилие озер, ничтожные осадки и засуха вступает в свои права…
Построенный медно-литейный завод Карабаш в 1907 г. стал акционерным обществом англичан, в Соймоновском районе много приносит вреда серно-медным газом, поражая растительность на 25–30 верст в окружности…
С Ильменским хребтом, который отделяется от Урала р. Миасс, творится то же самое. Там, где росли в обоих кряжах непроходимые леса, теперь голые скалы, даже хребет Юрма совершенно оголен.
Вместо диких зверей: медведей, лосей, волков, диких козлов, рысей, теперь перебегают одни зайцы. Птицы — глухари, тетерева, рябчики, куропатки, когда-то наполнявшие во множестве леса местного Урала, все перекочевали на север… Улетели от хищного заводского человека.
Юрма — это целый возвышенный хребет, высота его 340 футов над уровнем моря, примыкает к Салк-Элгенску, господствует над всеми выступами отдаленных гор. Вершины ее долго бывают покрыты снегом — до июня, а в сентябре снова заносятся им.
Отрог Карабаш богат разнообразными металлами. Здесь месторождения кварцевого золота, а в долинах и между гор рассыпного, есть и серебро, богатейшие по количеству и качеству медные руды, руды железные, добыча кисло-хрома, серного колчедана, платины и других ценностей. Но, должно быть, нам, русским, не суждено пользоваться богатствами земных недр. Хозяином является иностранный капитал — наши владельцы, миллионеры, умели пользоваться только тем, что лежало на поверхности земли,— золотоносными песками и полезными рудами, разведок не проводили… Этого достаточно было, чтобы жить за границей Валтасарами — но надолго ли? Время и теперь подготавливает народ к чему-то активному, грозному…
Почва на отведенных землях после отмены крепостного права у жителей села Губернского большею частью оказалась глинистою, каменистою, количество наделов было ничтожное, без леса, с ростом населения приходилось по ¾ десятины на душу, почему вся она была оставлена под выгон скота. Все это свидетельствовало, что господа не забыли своих рабов, за их труд в шахтах, на земляных работах — промывке золота, обжиге древесного угля и т. д., в особенности гужевых, конных работ по доставке материалов в заводы и по отправке на речные караваны, ни днем, ни ночью в продолжение ста лет население не имело покоя… Вот за этот-то труд и оставили без земли и воды. Но по раскрепощении население обоих сел, как земледельческий класс, поняло, что на своей земле их хозяйством заниматься не приходится, а потому стало брать в аренду землю у соседних башкир Челябинского уезда Оренбургской губернии, которые отличались враждебностью, леностью, занимались исключительно скотоводством, проводя лето в кошах. «Сам Бог послал башкиру лень, чтобы дать нам возможность пользоваться их обширными землями».
Передают, вначале аренда шла туго, очень многие из башкир были богатые, имели свои табуны лошадей, стада баранов и крупного рогатого скота — земли много, вот они и владели ими. Скот целый год пасли на подножном корму, и земля бедняков находилась в пользовании богатых татар, которые на лето выезжали в Каспий и там праздно проводили время…
Но вот вблизи башкир появились переселенцы, то были наши прадеды, вначале разрабатывали помалу, около себя, так как были заняты заводской работой. Вышли на волю, население увеличилось, народ был здоровый, могучий, работы не боялся, а следовательно, понадобилась и земля.
Надо было придумывать особые приемы, как приобрести ее от башкир. Казенных земель вблизи не было, а господские — не наши… вот мы и придумывали, рассказывали старики, по пословице: «где силой взять нельзя, там надо полукавить» (из басни Крылова «Три приятеля»). Бывало, поедем к магнату (богачу) башкиру, к какому-либо Гумарке, Аманке, Ираске, Енуске или Валейке прямо в коши, так как они уже ранней весной жили в них и проводили время в свое удовольствие… Пили кумыс, ашали баранину. Сидит, сложивши ноги под себя, да покачивается из стороны в сторону. Глаза как щели, узкие, косые, голова бритая, лицо одутловатое, как есть — азиат. Вокруг расположились друзья на кошмах, коврах, подушках, такие же апатичные к работе: пыхтят, как бегемоты, губами чмокают, шеи как у волов… Сидят и косо поглядывают в другое отделение коша, а там полно набито бабья, по ихнему апайки…
Когда ни приди к ним, все тянут кумыс да ашают конину… В кого лезет? Ну подумаешь, знать, такова вера у них!.. Вот и заведем с ними разговор: Здорово Князь! Мы их всех князьями величали, несмотря на то, что большинство из них народ пребеднейший, что на себе — то и под собой. Избенки маленькие, внутри нары, опечек с чугунной чашей, в которой варят конину и тут же полощут белье: опрятности никакой. В остальном хоть шаром покати. Вечно голоден и запасов никаких. А спроси их: Ну что, князь, как живешь? — ни звука ропота, всегда можно получить ответ: «ничего, мало, мало живем» Это беднота… Не то богач. Он выглядит гордо, надменно. Вот с таким то и завели речь: «Ну что не гуляешь к нам чай ашать?» (Татары очень любят чай. Пьют не раздевая овчинных полушубков, не раздевая их зимой и летом. Легко выпивает целый ведерный самовар кипятку). «Наш корош и здесь гуляйт… Вот ашай наша кумыс!» Что делать, соглашаешься, хотя на первое время и противен был этот напиток — он производил опьянение и действовал как слабительное на желудок. Кроме этого мы знали, что он приготовляется из кобыльего молока. Противно! Но пьешь, чтобы не обидеть. А сам незаметно вытащишь спрятанный в пазуху штоф водки и тоже чашкой начинаешь угощать орду… Не много надо, башкиры уже повеселели, начинают смеяться, шутят, встать с мест не могут, лопочут: корош, русь, корош!.. а ты уже и бываешь как тут: «А я к тебе, князь, вот вижу, что твоя кобыла в лес ходит, гуляет далеко, не видно тебе ее, потеряешь… Дозволь мне десятинки две — три вот тут убрать, лес распахать и посеять хлебца. Ведь у тебя много земли!» — «Да, да, много», — повторяет, подумает, да и согласится : «Ну что ж, паши, ты корош, наша будет тебе гулять, чай ашать, да и кобыла смотреть будем…» Дело сделано, из кармана вытащим другой штоф, подарим… Сами домой на село, возьмем своих ребят человек пять сыновей, тогда подолгу семейно жили, не делились, соседа прихватишь — ну и на работу. На другой день князь не успеет с похмелья проснуться — а мы уже пластаем лес — рубим, корни выворачиваем… Домой не возили, тут же на месте сжигали, так как своего кругом много было, а там пашем, бороним, сеем… А земля — цельё, тучная, черноземная, где как вороново крыло, так и тонет нога… Что греха таить, разделаешь не две-три, а пять–десять десятин. Князя ублажаем, чаем поим, хлебом снабжаем, денег даем — тут немалый расход — по 50 коп. за десятину.
Из году в год все больше и больше переходило в аренду крестьян башкирских земель. Село быстро разрослось, разбогатело, появились пятистенные дома, каменные амбары. Народ кишел как муравьи — рук не покладал с ранней весны до поздней осени, как кроты рылись в земле. День и ночь скрипели телеги — перевозили хлеб с полей, у многих появились десятки лошадей, стада крупного рогатого скота, мелкого… Средний крестьянин засевал по 30–40, а состоятельный — по 50, до 150 сот. Конечно, не обходилось без наемного труда, держали работников по договору. Плата деньгами, одеждой и хлебом — последним работники брали полдесятины — десятину — 1½ и 2/3 — с любого края, по созреванию хлебов — что давало возможность многим беднякам встать на ноги и обзавестись собственным хозяйством, обеспечить семью…
Что же случилось с башкирами? Да как лениво жили раньше, так и продолжали жить. Не только не видели своих кобылиц и баранов, но и не стало ни тех ни других — и скот, кроме поскотин, негде было пасти, и те во многих деревушках сильно поуменьшились…
Поезжайте летом в горячую пору работ по татарской деревне и вы увидите на лужайках целые группы старых, средних и молодых людей, сидящих и ничего не делающих — апайки в это время целыми толпами собирают клубнику в полях. Где же они брали хлеб? — Да все в том же селе — делая визиты к своим арендаторам — придет и заявляет: «Наша хлеба давай, а то земля другой дам…», что часто бывало — одна и та же десятина оказывалась у двух-трех владельцев, но волости закрепляли и не давали злоупотреблять. Однако немного осталось состоятельных башкир…
В 1906–1910 гг. правительство нарезало на семью башкир по 28 дес. пахотной земли, оставило часть сенокосной и поскот, а остальную землю за неплатеж налогов вырезало отрубами и предложило крестьянам покупать в собственность. Население воспользовалось и, соединившись артелями, начали приобретать кто сколько мог — 10-15, 20, 30, 40, 100 десятин. С этого времени начали селиться в поле, строить дома под названием заимок — были у многих заимки и раньше, но они имели характер временного, летнего пребывания, некапитальные постройки. Теперь почти все земли вплоть до Челябинска застроили сотнями заимок.
Хозяйства крепли, появились ценные земледельческие орудия почти в каждом хозяйстве: плуги Сакко, железные бороны, сеялки, молотилки, веялки, сортировки, жатки-самовязалки, самосброски, сенокосилки, конные грабли и т. д. Ничего не жалели на приобретение один пред другим. И в конце концов земельные участки на обширное пространство все подлежали разработке и представляли море засеянных полей — пшеницей, овсом, вытеснив рожь, и миллион пудов хлеба экспортом и в продажу на станцию Аргаяш с окружающей ее местности. За обладание клочком земельного участка происходили недоразумения у крестьян даже между родственниками — коня накормить свободного места не было…
Растительность в окружности села очень скудна, покосных лугов, заливных нет. Сено собирается по берегам осочное — рогатый скот в продолжение зимы питается грубой пшеничной соломой, которую возами разбрасывают по пригону на заимках. Лошадей кормят осокой и овсяной соломой. Правда, лошади пользовались в изобилии овсом и составляли могучую силу, это составляло гордость хозяйств. Но зато рогатый скот можно было считать по количеству хвостов, но не по качеству. Только некоторые хозяева начали разводить породистый скот — для развития маслодельных заводов.
Много скота, да толку мало… К концу лета пастбище представляло вытоптанную голую степь. Рационального, культурного хозяйства не велось. Климат континентальный. Таянье снега и льда происходит под влиянием солнечных лучей. Весной осадков мало, зимы иногда бывают морозные с вьюгами и заносами. Лета холодные, с сухими ветрами и бурями. Осени с испаринами и туманами от озер и болот. В общем с вырубкою и уничтожением лесов климат изменяется. Зимы без [неразборчиво] . Жарких дней становится меньше и меньше. В низменной части села около озер развиваются эпидемические заболевания — это в порядке вещей, т. к. много зла приносит небрежное отношение жителей к свалке нечистот, сваливающихся не только кругом села, но и внутри по улицам, переулкам, целые площади поливают ими.
Санитарное состояние села грязное. Водосточных канав не существует, посреди улиц можно встретить целые лужи грязи, а в переулках, по которым совершается постоянная езда, нет ни проходу, ни проезду, лошади тонут… У нас не обращают внимания на гигиенические условия жизни — даже берега или края озер заваливают назьмом, от чего погибла рыба…
Будем надеяться, что с ростом грамотности, разовьется более культурная жизнь и вся эта неряшливость канет в далекое старое время… Жизнь научит! Найдутся люди, заставят проснуться от кошмарного сна…
Этим сном действительно спало село с восьмитысячным населением, рассказывает автор краткой летописи до 1903 г. До этого времени здесь существовала одна школа. В ней обучалось 67 человек, из них 5-7 девочек, грамотность среди женского пола отсутствовала, грамотных матерей насчитывалось не более десяти женщин. Здание народного училища похоже было на старую корягу. Ветхое, тесное, полусгнившее, с развалившимся фундаментом, с прогнившей тесовой крышей, с разбитыми в окнах стеклами, с покосившейся наружной дверью. Это в богатом селе, где землепашцы имели каменные амбары, засыпанные до самой крыши хлебом, стада скота, рысистых лошадей,— конечно что-то невероятное, — но так было!.. Тьма царствовала непроглядная.
Помним, как упорно не соглашалось Губернское сельское общество дать приговор на постройку нового школьного здания. «На что нам школа, грамота, наши отцы и деды жили без грамоты и ели хлеб, а кому нужно — того и в солдатах обучат, а насчет девок и говорить не стоит, родят и без грамоты». Цинично соглашались возгласы: «Есть школа и довольно, а то опять прибавят к податям, шутка ли, и теперь взимают с души 3 р. 45 коп.!»
Таковы были доводы и рассуждения родителей по отношению грамоты детям. Раз пять ходил на сходы, пишет автор очерка летописи, и обращался с докладами по поводу необходимости обучения детей, разбивая их взгляды, и, наконец, кое-как сломил.
1903 г. февраля 2-го дня вопрос о постройке школьного здания был решен в утвердительном смысле. Тут же был избран строительный комитет, председатель, отведено место и указаны средства, а именно — сборы сумм с торговой площади во время ярмарок, и помещений торгующих. Екатеринбургское земство приняло на себя составление плана здания, назначило техника по наблюдению за работами и ¼ стоимости здания денежно. Постройка не заставила себя ждать — кирпичное здание, двухэтажное, уже в 1905 г. было совершенно закончено. В 1906 г. были открыты учебные занятия. Наплыв учеников был велик — 250 мальчиков битком переполнили здание школы. Здание старой школы было с фундаментом перебрано, расширено и покрыто железной крышей. Вместо двух комнат в нем устроено три класса и учительская комната — посреди с коридором. В ней стали учиться 120 девочек — будущих грамотных матерей. Это была женская школа, как и мужская, с программой четырехлетнего обучения.
Мы радовались, говорил инициатор просвещения народа. Нам казалось, что свет начинает побеждать тьму. Просторное, светлое здание мужского училища дало возможность шире поставить свою деятельность. В нем стали устраивать чтения и беседы по различным вопросам естествознания и истории с туманными картинами волшебного фонаря, посещал и кинематограф, устраивались и литературные вечера, были открыты занятия с взрослыми неграмотными. Наконец в этих же стенах под руководством одной опытной энергичной труженицы по народному образованию была и впервые образована из любителей — местной молодежи — труппа для постановки деревенских спектаклей, а также концертов из русских народных песен. Первый спектакль был поставлен — опера «Жизнь за царя», переложенный А. Д. Городцовым. Это был в свое время знаменитый руководитель певческих курсов и хоров. Спектакль произвел глубокое впечатление на народную массу. Она поняла, что могут делать через грамоту и деревенские поселяне, как много скрывается среди них талантливых актеров жизни. Спектакль повторился в соседних селах, и все были довольны. Недаром сказал поэт Некрасов: «Сейте полезное, сейте разумное, вам скажет спасибо сердечное русский народ!».
Дело Строительного комитета не ограничилось одним Губернским, он переносит свою деятельность в деревню Беспаловку и решил построить там часовню-школу на средства добровольных приношений, не забывая общественных доходных статей и раскладок…
Начиная с 1903 г. 1 октября приступил к делу и в 1912 г. сентября 15 дня дети школьники, которые раньше обучались в течение трех лет в наемном здании, были переведены в числе 92 человек в собственное здание, церковь-школу — средина здания была собственно храм, а боковые части служили классами, отделенными полустеклянными перегородками. За последние годы в ней обучалось до 115 человек обоего пола.
Какая радость! Ведь раньше вся эта детвора росла дикарями, удаленная расстоянием трех верст от центральных школ, которые посещали дети состоятельных родителей, а теперь открыт доступ для всех бедняков — как не радоваться!..
Но много лет эта школа прожить не могла, так как на ее оборудование требовалось много средств. На содержание учителей, учебные пособия, главное — на отопление, содержание сторожа, ремонт мебели, все это требовало больших местных средств.
Исход был найден. Руководитель, переговорив с земскими деятелями, предложил им выстроить собственное школьное здание. Земство ухватилось за идею — дало согласие. Общество по указанию отвело место, где в 1916 г. было воздвигнуто земством прекрасное здание — приспособленное и для других целей просвещения. При открытии занятий ученики приходской школы в числе 111 человек были переведены в Беспаловскую земскую школу, какая существует до сего времени, а здание церкви-школы было оборудовано для приходского храма, и деревня Беспаловка преобразована в село.
В 1910 г. было открыто Кредитное товарищество, цель его — объединенными силами избавиться от местных мироедов — кулаков. Оно объединило членов, составило капитал и начало помогать им, приобретая сельскохозяйственный инвентарь по дешевым ценам из первых рук — снабжало деньгами по самым низким процентам, на все, что нужно, и хозяйство: покупку лошади, коровы, постройку избы. С этого времени отдача под залог бедняками, середняками полушубков, кафтанов, сарафанов и другой одежды с жидовскими процентами, а иногда и самих себя под летние заработки прекратились. Это вызвало ненависть среди мироедов. Председатель товарищества, отлично понимая их намерения, а потому, чтобы усилить средства кредита, увеличивали число членов, добровольные вклады, а сам в течение года служил безвозмездно… Но при годичном отчете собрание преподнесло премию ему в 40 рублей.
В 1915 г. мая 6 дня уже было открыто Общество потребителей и широко развивало дело купли и продажи — в особенности под руководством специалиста-кооператора Москвина В. В., который в самый короткий срок открыл в селе пять потребительских лавок, переполненных различными товарами, с деловой постановкой торговли и отчетности. Все члены знали, что тут не пропадает ни один грош…
Местные благодетели приуныли, они поняли, что тягаться им долго не придется…
Косо посматривали. В это время меры к искоренению темноты народной расширялись. По инициативе все того же руководителя приходом было выстроено новое здание для земской школы в южной части села на Ефимкином конце, где функционирует и до настоящего времени. Земство шло навстречу — в середине села открыло библиотеку-читальню, снабдив ее как периодическими изданиями, газетами, журналами, так и целыми томами классических писателей.
В селе было открыто Общество трезвости, где состояло до 200 человек взрослых членов, велись чтения и беседы против алкоголизма… Характерная резолюция была учтена властью на рапорте разрешения об открытии общества: «Разрешаю, но строго предписываю следить за его руководителем…» Что поделаешь, на то власть, она всегда останется таковою — властию!
В 1914 г. было открыто Детское общество трезвости, членами его состояли дети — ученики 3–4 класса. Эти члены были настоящими пособниками в распространении знаний о вреде алкоголизма в среде семейной и общественной жизни. Им выдавались брошюры, книги и журналы для прочтения у себя в домах.
Некоторые алкоголики, дав обещание ½, 1, 2, 3 года строго выдерживали обет — исправлялись и начинали жить по-человечески. Но были и таковые, которые, выдержав искус неделю, две, снова разрешали и превращались в животное — придерживались пословицы «горбатого могила исправит».
Коренное занятие местного населения, как и сказано выше,— земледелие. В свободное от полевых работ зимнее время население проводит в посторонних заработках: по добыче золота на приисках, берет подряды в заводах на вывозку дров, леса, угля, вырубку леса, дров, земляные работы на железных дорогах и т. д.
Наш крестьянин не проводит даром времени, трудится, как вол, а потому на все подобные работы его принимают охотно. Тютнярцы — это знаменитые землекопы и лесорубы…
Праздничные дни проводят, можно сказать, скромно, но единственный разгул — это свадебный обряд и проводы рекрутов, в это время пропивается много средств: положительно — разливное море…
Есть и присвоенные пороки — это страсть не уважать чужую собственность и репертуар сквернословия — этот лексикон очень богат. Школы должны помочь искоренению этих пороков. Это их задачи.
Кустарное производство в селе не развито: пимокаты, скорняки, сапожники, портные — это пришлый элемент, из губерний, по преимуществу вятские уроженцы и костромичи.
Часть местных жителей занималась торговлей, для этой цели в центре села понастроены здания кирпичных магазинов, каменных и деревянных лавок — торгуют мануфактурой, скобяными товарами, мясом, мелочными товарами. Мануфактуристы приобретали товары в Москве, на Нижегородской и Ирбитской ярмарках — по преимуществу низкосортного достоинства, продавая его за первый сорт. Торговля шла бойко, так как все окружающее население русских и башкир пользовались исключительно рынком села Губернского — базарные воскресные дни, три двухнедельные ярмарки — 30 января, 26 июня, 8 ноября привлекали массу народу. Торговая площадь вся была занята торговыми палатками, рынок ломился от товаров. А торговцев из соседних заводов Кыштымского, Каслинского, Златоустовского, Челябы налетало как стая воронья… Экипажники, овчинники с готовой одеждой, сапожным товаром, со сбруей, железными изделиями переполняли рынок, тут же шла торговля пшеницей, овсом, мукой, другими продуктами; находили полный сбыт дрова, сено, солома, заполняли соседние улицы… Рыба, мясо расходились пудами. Надо удивляться, откуда все бралось и куда расходилось!?
Наши некоторые Титы Титычи лопатой загребали золото и серебро. Первое даже отдельно скупали — прозорливый народ! По объявлении войны лихорадочно стали подниматься цены на товары, вот тут-то и сыграл годами накопленный и залежалый брак в их кладовых — весь пошел в ход, все распродали до последнего аршина… Мы, значит, тоже воевали, только не с германцами и австрийцами, а со своим братом-односельчанином, брали с него дань — до последнего полушубка. Зато, слава Богу, не жалели ставить рублевую свечку Господу Богу в храме Божием…
Но как впоследствии оказалось, Господь не принял их жертву. Громадные капиталы, внесенные золотом и серебром в государственные банки лопнули как мыльные пузыри! Насколько мог развиваться аппетит местных акул, сказать не можем. Но судьба времени, положение всех дел круто повернула всю жизнь, все пошло, поплыло по новому руслу, по иному пути…
1917 года 25 октября в России началась революция…
В какую форму выльется государственная жизнь, на это укажет время, а люди ума запишут на страницах истории, беспристрастно осудят события и укажут на достоинства и недостатки их…
Мы же, коснувшись частичному очерку об образовании села и его насельников, записали кратко то, что передали старожилы, и что приходилось лично наблюдать, принимая активное участие в насаждении света.
О. В. Никифорова
В описи архива Челябинского областного краеведческого музея значится документ под названием «Выпись из летописи села Губернского», авторство которого не обозначено. При знакомстве с «Летописью» выявляется фамилия ее составителя — П. М. Христолюбов, на чем явная информация об авторе исчерпывается.
Села Губернское и соседнее с ним Кузнецкое, расположенные по берегам озер Большие и Малые Ирдиги, в настоящее время относится к Аргаяшскому району Челябинской области. Они имеют общие исторические и культурные корни, представляя собой локальную общность с самоназванием «Тютняры». Интерес тютнярцев к своему прошлому проявлялся в существовании очерков о жизни села. В 1950-е гг. вышли книги В. Каурова, С. Г. Пичугова, посвященные, прежде всего, судьбе села в революционное время. В начале 1990-х гг. была опубликована книга уроженца Тютняр Н. Ф. Глухова «Чертовы ворота» http://ablyazovo.h18.ru/downloads/Gluhov.PDF , в которой автор охватил более чем двухсотлетнюю историю сел. До настоящего времени среди тютнярцев, как живущих в селах, так и покинувших их, сохраняется интерес к истории, традициям своей малой родины. Дети и молодежь участвуют в краеведческих изысканиях педагогов губернской школы, и это, в свою очередь, привлекает исследователей традиционной культуры. В 2001 г. Центром фольклора Калининского района г. Челябинска под руководством Л. Г. Ованесян была организована очередная экспедиция в села Губернское и Кузнецкое, в которой мне довелось участвовать. Тогда я познакомилась с копией рукописи священника Христолюбова, хранящейся в доме бывшего учителя губернской школы Василия Матвеевича Леднева (1923 г. р.). Он и рассказал о жизни автора «Летописи». Петр Михайлович Христолюбов был сыном рабочего Путиловского завода. Рано осиротев, Петр попал в приют князя Христолюбова. Позже он учился в учительской семинарии, затем работал учителем. Вскоре началось его священнослужение. Когда П. М. Христолюбов появился в селе Губернском — неизвестно, но по тому, что его летопись открывается 1907 годом, вероятно, что это было в начале XX в. П. М. Христолюбов был активным участником открытия школ в Тютнярах, он всегда радел за «насаждение света» и пользовался большим уважением у односельчан. По воспоминаниям В. М. Леднева, священник Христолюбов почил в 1937 г., после закрытия храма, почувствовав свою ненужность. Могила его находится на сельском кладбище, но над ней стоит надпись: «Здесь похоронена жена священника Христолюбова…», собственного памятника он не удостоился… Оригинал летописи представляет собой рукопись, написанную фиолетовыми чернилами на листах нелинованной бумаги ровным убористым почерком, объемом 15 листов, исписанных с обеих сторон. Помимо «Летописи» документ включает в себя три стихотворения автора. Судя по пометам автора, работа над летописью продолжалась с 1907 по 1915 г., а окончательный вариант был завершен к концу 1932 г. Источниками послужили «некоторые документы при волостном правлении и указы епархиальной власти», а также воспоминания старожилов села и личные наблюдения священника. Благодаря личным интонациям, проскальзывающим в тексте, источник позволяет приблизиться к пониманию мировоззрения и внутреннего мира его автора. Кроме того, «Летопись» полна этнографических зарисовок дореволюционного и послереволюционного села, выполненных человеком, погруженным в его жизнь и в то же время отстраненного в силу своего социального положения. Такой взгляд хорошо освещает внутренние проблемы села, но описывает их как бы со стороны. Предлагаемый для публикации материал приведен в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации, с сохранением стилистических особенностей подлинного авторского текста.
Летопись села Губернского
Данными для составления летописи служили некоторые документы при волостном правлении и указы епархиальной власти. Составитель ее часто пользовался со слов старожилов и личного наблюдения. 1907 г. по 1915-й П. М. Хр. (Христолюбов) 1932 дек.10-го
